Ван Гог и Пушкин неторопливо брели по мокрой пустынной улице, обходя лужи и пятна пожелтевших листьев, чтобы не поскользнуться.
— А давно мы в этом городке? Как-то потерял счёт дням и годам, — рассеянно сказал Ван Гог.
— С девятнадцаторого года, забыл, что ли? На открытии моего памятника встретились, тебя на машине времени французская спецслужба из 2050-го послала пристрелить меня повторно, зная, что меня тоже из 2050-го года наши сюда пришлют, — с укоризной ответил Пушкин.
Ван Гог скривился, как будто у него разболелся зуб мудрости:
— Мы же договорились: старое не поминать. Лучше объясни, почему за эти четыре года стало больше появляться вывесок с предложением итальянской кухни?
Пушкин на минуту задумался и неторопливо высказал предположение:
— Раньше модно было расковыривать штукатурку и хвастаться польскими надписями, мол, в межвоенный период здесь керосин продавали, а теперь — пиво наливают. Но военно-политическая обстановка изменилась. Поляки злобно скалятся, уже третью дивизию к границе стягивают…
— Но можно же было французскую кухню, ведь было когда-то модно у вас!
— Лягушатники тоже обделались. Столько артиллерии и снарядов на восток отправили… Чуют, что конец им… Польское, немецкое и фастфуд от англосаксов — просто позорно есть стало. Моветон, по вашему.
— А итальянцы?
— Самые безвредные. Да, что-то посылают, но похоже на иммитацию. Поэтому — вива Италия, пицца и софиони! Зайдём?
— Я бы абсенту хряпнул…
— У нас нельзя!
— У меня с собой.
— Ишь, какой скрытный. Помню, как старик Конфуций про тебя сказал: «Полупустая бутылка булькает, а полная — молчит». Ладно, пошли, только местным — не наливать…