— Что скажешь, Ваня?
— Я же просил, не называй меня Ваней. Я Винсент.
— Извини. Так что, просветлился?
— Мне кажется, я понял, почему Лао-цзы ушёл с государственной службы после общения с Конфуцием и свалил в пещеру. Чтобы не видеть дальнейшего развития событий.
— И почему же?
— Должность у него была суровая. Начальник «секретки», все архивы империи, от ерунды до top secret. Включая книгу перемен в варианте для служебного пользования, с расшифровкой.
— Такая есть?
— У всех есть. в Бресте в спецхране даже сонник НКВД 1938 года есть, абсолютное попадание при разборе снов.
— И что?
— Так вот, он поговорил с Конфуцием, прочувствовал его неуёмную инициативу и понял, что будет дальше. Долго на цыпочках не простоишь. Надорвёшься дао на вытянутых руках носить. Ещё и чиновников заставил стихами разговаривать.
— Не понял, что ты против стихов имеешь?
— Ничего. Но Пушкин нам нужен один. И то — на время…
— Какой чёрный у тебя юмор.
— Место мрачное, бедная палитра, давит… Впрочем, вон у того дерева, у дорожки, кора такая цветастая, в потёках серо-буро-зелёной гнили, что вечерком попробую набросать…
— А в чём фишка, идеологический посыл?
— Намёк, чтобы различали цвета, а не навязывали себе и ближним контрастную картину мира.
